Введение

Начало XVIII века было бурным для России. Создание собственного флота, войны за выход к морским путям, развитие промышленности, расцвет торговли, строительство новых городов - все это не могло не отразиться на росте национального сознания. Люди петровских времен чувствовали свою причастность к историческим событиям, величие которых они ощущали на своих судьбах. Ушла в прошлое боярская Россия, с Петром I пришло в государство подражание европейским обычаям, а вместе с ними, и европейским идеалам. Хлынул в страну поток привлекаемых государем иностранных специалистов. Русский классицизм появился и начал свое развитие под воздействием эпохи Просвещения.
Но шло время. Менялись правители. Все дальше и дальше уходили петровские времена и к середине XVIII века многим стало ясно, что образ идеального просвещенного правителя далек от реальной жизни.
Восемнадцатый век открывает новую страницу истории русской художественной литературы. Изменения, произошедшие в ней буквально за несколько десятилетий, можно сравнить по важности с такими событиями, как появление письменности, возникновение критического реализма. В литературном процессе всегда имеют место две взаимосвязанные тенденции: преемственность и новаторство. Каждая из них немыслима без другой, но соотношение между ними в разные эпохи неодинаково. В XVIII веке потребовалось радикальное обновление всех сфер общественной и духовной жизни, в том числе и литературы.
В своем историческом развитии русская литература XVIII века прошла три этапа. Первый начинается в 1700 году и продолжается до конца 20-х годов. В основном он совпадает с царствованием Петра I. Его можно назвать преклассицистическим.
Следующий этап относится к 30 – 50 годам XVIII века. Это время становления русского классицизма. В стране процветает культ науки, разума, просвещения, и в литературе главным героем является просвещенный монарх или идеальный гражданин, который разделяет идеи Петра. Идеалы классицизма - стройный порядок и гармония, воплощенные в определенной иерархии. Воля, чувство общественного долга, патриотизм возвышались поэтами-классицистами. Они славили превосходство государственного над личным, разума - над чувствами, порядка - над хаосом, цивилизации - над природой. Иерархичность проявилась и в самой литературе. Классицизм резко разделил ее жанры. Гражданская тема облекалась в форму торжественной оды, а описание частной жизни доставалось более "низким" жанрам.
Заключительный этап связан с последними четырьмя десятилетиями века. Русский классицизм поднимается на новую ступень своего развития. Представителями второго поколения русского классицизма стали Фонвизин, Державин, Княжнин, Капнист. Фонвизин, «из перерусских русский», по словам Пушкина - знаменитый писатель Екатерининской эпохи. Именно Фонвизина писатели декабристского склада считали своим предшественником, поскольку в его творчество (как поэтическом, так и прозаическом) большое место занимает сатира.
В свете сказанного становится очевидной актуальность темы нашего исследования - творчество Дмитрия Ивановича Фонвизина, точнее, его сатирическая публицистика. А цель нашего исследования– рассмотреть наиболее характерные сатирические сочинения писателя. Это произведения, публиковавшиеся в журналах, «Послание к слугам моим» и письма из Франции. Частные задачи, которые необходимо решить в процессе работы:
1. Выявить основные идеи, использующиеся Фонвизиным в его сатирической публицистике.
2. Проследить, какие приемы, методы Фонвизин применял для создания сатирических образов в своих произведениях.
Поставленная цель и задачи определили структуру нашего исследования. Оно состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

Глава 1. «Послание к слугам моим — Шумилову, Ваньке и Петрушке».

Принадлежность Фонвизина к просветительскому лагерю прослеживается в самых ранних его произведениях, как переводных, так и оригинальных. В начале 60-х годов он перевел и издал басни датского писателя Гольберга, антиклерикальную трагедию Вольтера «Альзира», дидактический роман Террасона «Геройская добродетель, или Жизнь Сифа, царя Египетского» и ряд других книг. К числу оригинальных опытов относится «Послание к слугам моим — Шумилову, Ваньке и Петрушке». Автор вспоминал впоследствии, что за это сочинение он прослыл у многих безбожником. В «Послании» сочетаются две темы: отрицание гармонического устройства мироздания, на котором настаивали церковники, и, как подтверждение этой мысли, — сатирическое изображение жизни Москвы и Петербурга. В стихотворении выведены реальные слуги Фонвизина, имена которых упоминаются в его письмах. Писатель обращается к ним с философским вопросом: «На что сей создан свет?», т. е. какую цель преследовал бог, создавая человека и человеческое общество. Задача оказывается слишком сложной для неподготовленных собеседников, в чем сразу же признается дядька Шумилов. Кучер Ванька, человек бывалый, может сказать лишь одно: мир держится на корысти и обмане:
Попы стараются обманывать народ,
Слуги дворецкого, дворецкие господ,
Друг друга господа, а знатные бояре
Нередко обмануть хотят и государя.
Лакей Петрушка дополняет мысль Ваньки сугубо практическим выводом. Если мир так порочен, то нужно извлечь из него как можно больше выгоды, не брезгуя никакими средствами. Однако зачем создан столь дурной свет, не знает и он. Поэтому все трое слуг обращаются за ответом к барину. Но и он не в силах решить этот вопрос. Форма «Послания» приближается к маленькой драматической сценке. Четко очерчены характеры каждого из собеседников: степенный дядька Шумилов, бойкий, смышленый Ванька, повидавший большой свет и составивший о нем свое нелестное мнение, и, наконец, Петрушка с его лакейским, циничным взглядом на жизнь.
Создание этого произведения было связано с участием Фонвизина в кружке князя Ф.А.Козловского, молодого писателя. В этом кружке царил дух свободомыслия, «вольтерьянства». Содержание и обличительный пафос «Послания…» отразили наблюдения и раздумья его автора над российскими порядками, охраняемыми самодержавно-крепостнической властью во главе с церковью. Поставленные в начале «Послания» в духе философских исканий эпохи Просвещения вопросы о смысле мироздания и цели издания («На что сей создан свет? И как мне в оном жить?») свидетельствовали о явном недоверии сатирика к религиозным догмам, утверждавшим, что все в современном богом мире целесообразно и разумно, были крамольными с точки зрения церковников.
29 ноября 1846 г. святитель Филарета, митрополит Московский и Коломенский составляет донесение Святейшему Синоду о сочинениях Фонвизина. В своем донесении святитель прежде всего обращает внимание на духовную сторону таких произведений Фонвизина, как "Послание к слугам моим" и "Поучение в Духов день": "В текущем 1846 г. изданы в свет и обращаются в народном употреблении сочинения Фонвизина, цензурованные в Санкт-Петербурге. В числе их два особе должно быть признаны вредными для веры и нравственности народной".
"Послание к слугам моим", по мнению святителя, "исполнено явного неверия, кощунства и совершенной безнравственности". Пафос этого фонвизинского послания, написанного в виде диалога автора со своими слугами, заключается в словах: "Вот как вертится свет; а для чего он так / Не ведает того ни умный, ни дурак". Святителя, несомненно, поразили не только неверие в Божий промысел, проявившийся в послании, но и строки: На что молиться нам, чтоб дал Бог видеть рай? Жить весело и здесь, лишь ближними играй...
Особенно беспокоит митрополита Филарета то воздействие, которое окажет фонвизинское произведение на "малых сих", на простой верующий народ: "Легко представить, как вредно распространять подобные сочинения в народе, особенно в классе людей, мало просвещенных, для которых, как можно предполагать по образу его изложения, оно и назначено автором".
О втором сочинении Фонвизина "Поучение, говоренное в Духов день иереем Василием в селе П." митрополит Филарет замечает, что оно "хотя, по-видимому, написано с доброю целию, чтобы удержать простой народ от пьянства, но, по образу изложения, оно заключает в себе одно кощунство над проповедью слова Божия и унижает священную кафедру до игрища смехотворного".
В самом деле, весь эффект остроумия Фонвизина происходит в этом произведении от сочетания высокой задачи проповедования слова Божия низменной конкретикой и нарочитой приземленностью языка иерея персонажа этого сочинения. Иерей Василий, в частности, говорит: "Отчего, например; ты, крестьянин Сидор Прокофьев, пришел к обедне, может быть, и с умиленным сердцем, но с разбитым рылом?" и т.п.
"Послание к слугам" и "Поучение, говоренное в Духов день" Фонвизин писал еще в период своего атеистического настроения. И его настроение правильно почувствовал митрополит Филарет, активно, видимо, знакомившийся не только с богословской литературой, но и с сочинениями писателей.
Смелость и новаторство Фонвизина проявились также и в том, что за разрешением мучительных и сложных вопросов он обратился (пусть это было в шутливой форме) к своим слугам, к крепостным крестьянам, отбросив сословные предрассудки и нарушив жанровый этикет (послания адресовались обычно лицам благородного сословия). Правда, никто из слуг не ответил на поставленные вопросы, но ведь этого не сумел сделать и сам автор – барин. Зато в «Послании» нарисована яркая, остросатирическая картина русского общества. И создана она была, по воле автора, в монологах слуг – Ваньки и Петрушки.

Успех комедии "Бригадира" выдвинул Фонвизина в число наиболее известных писателей своего времени. О новой комедии молодого автора с похвалой отозвался глава просветительского лагеря русской литературы 1760-х годов Н. И. Новиков в своем сатирическом журнале "Трутень". В сотрудничестве с Новиковым Фонвизин окончательно определяет свое место в литературе как сатирик и публицист. Не случайно в другом своем журнале "Живописец" за 1772 год Новиков поместит острейшее сатирическое сочинение Фонвизина "Письма к Фалалею", а также "Слово на выздоровление его ими. высочества государя цесаревича и великого князя Павла Петровича в 1771 годе" - сочинение, в котором в рамках жанра официального панегирика, обращенного к наследнику престола, обличалась принятая Екатериной II практика фаворитизма и самовозвеличивания.
В этих сочинениях проглядывают уже очертания идеологической программы и творческих установок, определивших позднее художественное своеобразие "Недоросля". С одной стороны, в "Письмах к Фалалею" - этой яркой картине дикого невежества и произвола поместных дворян - Фонвизин впервые находит и мастерски использует особый конструктивный прием сатирического обличения крепостников. Безнравственность поведения обличаемых в письмах персонажей превращает их, по мысли сатирика, в подобие скотов. Утрата ими человеческого облика подчеркивается той слепой страстью, которую они питают к животным, не считая в то же время за людей своих крепостных. Таков, например, строй мыслей и чувств матери Фалалея, для которой после сына самым любимым существом является борзая сука Налетка. Добрая матушка не жалеет розог, чтобы выместить на своих крестьянах досаду от смерти любимой суки. Характер матери Фалалея прямо ведет нас к образу главной героини "Недоросля" - госпоже Простаковой. Этот прием психологической характеристики героев особенно выпукло будет использован в гротесковой фигуре дяди Митрофана - Скотинина.
С другой стороны, в "Слове на выздоровление..." уже заявлены предпосылки той политической программы, которую позднее Фонвизин будет развивать в знаменитом "Рассуждении о непременных государственных законах": "Любовь народа есть истинная слава государей. Буди властелином над страстями своими и помни, что тот не может владеть другими с славою, кто собой владеть не может..." Как мы увидим ниже, пафос размышлений положительных персонажей "Недоросля" Стародума и Правдина во многом питается идеями, запечатленными в названных сочинениях.
Интерес Фонвизина к политической публицистике не был случайным, В декабре 1769 года, оставаясь чиновником коллегии иностранных дел, Фонвизин по предложению графа Н. И. Панина переходит на службу к нему, став секретарем канцлера. И на протяжении почти 13 лет, вплоть до выхода в отставку в 1782 году, Фонвизин остается ближайшим помощником Панина, пользуясь его неограниченным доверием.
В 1783 г., когда появилась первая публикация «Недоросля», Фонвизин печатает в журнале «Собеседник любителей российского слова» ряд сатирических произведений в прозе. Чаще всего автор использует в них форму пародии на высокие литературные жанры или же на официальные документы. В «Челобитной российской Минерве от российских писателей» пародируется жанр прошения. В «Поучении, говоренном в Духов день иереем Василием в селе П **» — жанр церковной проповеди.
Интересен «Опыт российского сословника», т. е. словарь синонимов, где в качестве пояснения близких по смыслу слов автор выбирает примеры на злобу дня, почерпнутые из социальной и административной области. Так, к словам обманывать, проманивать, проводить Фонвизин делает следующие примечания: «Проманивать есть больших бояр искусство», «Стряпчие обыкновенно проводят челобитчиков». О слове сумасброд сказано: «Сумасброд весьма опасен, когда в силе». Синонимам низкий, подлый сопутствует чисто просветительское размышление: «В низком состоянии можно иметь благородную душу, равно как и весьма большой барин может быть весьма подлый человек». По поводу слова «чин» сказано: «Есть большие чины, в которых нет никакой нужды иметь больших достоинств, а достигают до них иногда одной знатностью породы, которая есть самое меньшее из человеческих достоинств». Из других сатирических материалов, помещенных Фонвизиным в "Собеседнике", следует назвать "Челобитную российской Минерве от российских писателей" - скрытое за иносказательной стилизацией официального документа обличение невежества вельмож, преследующих писателей; "Повествование мнимого глухого и немого" - опыт использования в сатирических целях структуры плутовского европейского романа, к сожалению, оставшийся незавершенным.
В 1783 г. Фонвизин анонимно отправил в журнал «Собеседник любителей российского слова» двадцать вопросов, фактически адресованных Екатерине II, которая негласно возглавляла это издание и печатала в нем фельетоны под названием «Были и небылицы». Вопросы оказались настолько смелыми и вызывающими, что Екатерина вступила с автором в полемику, поместив против каждого из «вопросов» свои «ответы». «Отчего, — спрашивал Фонвизин, намекая на отстранение от службы братьев Паниных, — многих добрых людей видим в отставке?». «Многие добрые люди, — отвечала Екатерина, — вышли из службы, вероятно, для того, что нашли выгоду быть в отставке». Возражение императрицы было сделано не по существу, поскольку она прекрасно понимала, что речь шла не о добровольной, а о вынужденной отставке. Вопрос под номером 13 был задан в связи с моральной и общественной деградацией дворянства: «Чем можно возвысить упадшие души дворянства? Каким образом выгнать из сердец нечувственность к достоинству благородного звания?» В вопросе 10 автор намекал на деспотический характер правления в России: «Отчего в век законодательный никто в сей части не помышляет отличиться?» «Оттого, — отвечала раздраженно императрица, — что сие не есть дело всякого». В одном из вопросов (18-м) автор намекал на неудавшийся Екатерине фарс с созывом и преждевременным роспуском Комиссии по составлению нового Уложения. «Отчего, — допытывался Фонвизин, — у нас начинаются дела с великим жаром и пылкостью, потом же оставляются и совсем забываются?» Ответ Екатерины лишал фонвизинский вопрос конкретного смысла и переводил его в план общечеловеческий: «По той же причине, по которой человек старается». Вопрос 14-й метил в придворное окружение императрицы и был особенно оскорбителен: «Отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а ныне имеют, и весьма большие?» Прозвище «шпынь» носил обер-шталмейстер граф Л. А. Нарышкин, добровольно исполнявший при дворе роль забавника и шута. Ответ Екатерины звучит как окрик разгневанной правительницы. В нем слышится не только раздражение, но и прямая угроза: «Предки наши не все грамоте умели. Сей вопрос родился от свободоязычия, которого предки наши не имели: буде же бы имели, то начли бы на нынешнего одного десять прежде бывших». На последний вопрос: «В чем состоит наш национальный характер?» — следовал категорический ответ, требовавший беспрекословного повиновения власти: «В остром и скором понятии всего, в образцовом послушании и в корени всех добродетелей, от творца человеку данных».
Дискуссия Фонвизина с Екатериной II, как мы видим, во многом напоминает полемику новиковского «Трутня» со «Всякой всячиной», вплоть до ее печального финала. Фонвизин прекрасно уловил гнев своей адресатки и вынужден был смягчить свои дерзкие выпады. В «Собеседнике любителей российского слова» он помещает письмо «К г. сочинителю „Былей и небылиц” от сочинителя „Вопросов”. Фонвизин делает комплименты литературным и даже административным талантам Екатерины II. Одновременно он поясняет, что его критические замечания в адрес некоторых дворян продиктованы «не желчью злобы», а искреннею озабоченностью их судьбой. Обвинение в «свободоязычии» заставило Фонвизина отказаться от продолжения опасного диспута, о чем он и сообщает в своем письме. «Признаюсь, — заявляет он, — что благоразумные ваши ответы убедили меня внутренно... Сие внутреннее мое убеждение решило меня заготовленные еще вопросы отменить... чтоб не подать повода другим к дерзкому свободоязычию, которого всей душой ненавижу».
Популярность «Недоросля» вдохновила Фонвизина на попытку издания журнала «Друг честных людей, или Стародум», которое писатель намеревался начать в 1788 г. Но правительство запретило выпуск журнала, и материалы, подготовленные к нему, были опубликованы впервые лишь в 1830 г. «Друг честных людей...» не только названием, но и проблематикой был тесно связан с комедией «Недоросль». Крепостническая тема представлена в нем «Письмом Тараса Скотинина к родной его сестре госпоже Простаковой». Автор письма сообщает, что после смерти любимой свиньи Аксиньи он вознамерился «исправить березой» нравы своих крестьян, не ведая «ни пощады, ни жалости». Другое произведение — «Всеобщая придворная грамматика» — отчетливо перекликается с впечатлениями Стародума от его службы во дворце. Размышления Стародума о моральном падении дворянства находят продолжение в «Разговоре у княгини Халдиной», высоко оцененном Пушкиным. «Изображение Сорванцова, — писал Пушкин, — достойно кисти, нарисовавшей семью Простаковых. Он записался в службу, чтоб ездить цугом. Он проводит ночи за картами и спит в присутственном месте... Он продает крестьян в рекруты, и умно рассуждает о просвещении. Он взяток не берет из тщеславия, и хладнокровно извиняет бедных взяткодателей. Словом, он истинно русский барич прошлого века, каковым образовала его природа и полупросвещение».
Задуманный журнал открывался письмом к Стародуму от "сочинителя "Недоросля", в котором издатель обращался к "другу честных людей" с просьбой помочь ему присылкой материалов и мыслей, "кои своею важностью и нравоучением, без сомнения, российским читателям будут нравиться". В своем ответе Стародум не только одобряет решение автора, но и тут же сообщает о посылке ему писем, полученных от "знакомых особ", обещая и впредь снабжать его нужными материалами. Письмо Софьи к Стародуму, ответ его, а также "Письмо Тараса Скотинина к родной его сестре госпоже Простаковой" и должны были, по-видимому, составлять первый выпуск журнала.
Не менее острыми были и последующие материалы, также "переданные" издателю журнала Стародумом. Это, прежде всего "Всеобщая придворная грамматика" - блестящий образец политической сатиры, обличавшей придворные нравы.
И по долгу службы, и в личном общении Фонвизину довелось не раз испытать истинную цену благородства знатных вельмож, приближенных к престолу, и изучить неписаные законы жизни двора. И теперь, когда уже больной, вышедший в отставку писатель обратится к этой теме в задуманном им сатирическом журнале, то материалом ему будут служить собственные жизненные наблюдения. "Что есть придворная ложь?" - задаст вопрос сатирик. И ответ будет гласить: "Есть выражение души подлой пред душою надменною. Она состоит из бесстыдных похвал большому барину за те услуги, которых он не делал, и за те достоинства, которых не имеет". Не случайно А. Н. Радищев в знаменитом "Путешествии из Петербурга в Москву" воспользовался сатирой Фонвизина при характеристике некоего "его превосходительства" в главе "Завидово".
Хлестким памфлетом, обличающим систему правосудия крепостнической России, являлась также емкая по смыслу и необычайно колоритная по стилю подборка, включавшая в себя "Письмо, найденное по блаженной кончине надворного советника Взяткина, к покойному его превосходительству ***", и приложенные к письму "Краткий реестр" (перечень дел, сулящих прибыток его превосходительству) и "Ответ" его превосходительства на письмо Взяткина. Этот своеобразный сатирический триптих раскрывал ужасающую картину поголовных злоупотреблений и взяточничества в судах и администрации как результат безнравственности правящих верхов и коррупции государственного аппарата.
Таким образом, задуманный Фонвизиным журнал должен был продолжить лучшие традиции журнальной русской сатиры конца 1760-х годов. Не случайно подзаголовок журнала гласил: "Периодическое сочинение, посвященное к истине". Но рассчитывать на согласие екатерининской цензуры в выпуске подобного издания было бесполезно. Решением управы благочиния печатать журнал запрещалось. Отдельные его части распространялись в рукописных списках. (Только в 1830 году в изданном Бекетовым первом собрании сочинений писателя была опубликована большая часть сохранившихся материалов фонвизинского журнала.) Писатель пробует через год организовать издание еще одного, теперь уже коллективного журнала "Московские сочинения". Но наступивший период политической реакции в связи с началом Великой буржуазной революции во Франции сделал невозможным и это издание.
Политические взгляды Фонвизина наиболее четко сформулированы им в работе «Рассуждение о непременных государственных законах». Это произведение, написанное в конце 70-х годов XVIII в., было задумано как вступление к проекту «Фундаментальных прав, непременяемых на все времена никакою властью», составленному братьями Н. И. и П. И. Паниными. Обе работы носят боевой, наступательный характер. Речь в них ждет о необходимости ограничения самодержавной власти. Н. И. Панин был одним из воспитателей наследника престола Павла Петровича, в котором он видел исполнителя своих идей.
По своим общественным взглядам Фонвизин — монархист, но вместе с тем яростный противник бесконтрольной, самодержавной власти. Он глубоко возмущен царящим в России деспотизмом. «...Где произвол одного, — пишет он, — есть закон верховный, тамо прочная общая связь и существовать не может; тамо есть государство, но нет отечества, есть подданные, но нет граждан...» Страшным злом для России Фонвизин считал фаворитов, или, как он их называет, «любимцев государевых», особенно усиливших свое влияние при дворе русских императриц. «Тут подданные, — указывает он, — порабощены государю, а государь обыкновенно своему недостойному любимцу... В таком развращенном положении злоупотребление самовластия восходит до невероятности, и уже престает всякое различие между государственным и государевым, между государевым и любимцевым» . Некоторые места «Рассуждения» метят непосредственно в Потемкина, который, по словам Фонвизина, «в самых царских чертогах водрузил знамя беззакония и нечестия...»
Душой государства, лучшим ее сословием Фонвизин считал дворянство, «почтеннейшее из всех состояний, долженствующее оборонять отечество купно с государем...» Но писатель прекрасно знал, что подавляющая масса дворянства абсолютно не походит на созданный им идеал, что она только существует и « продается всякому подлецу, ограбившему государство».
Не выступая против крепостного права, Фонвизин вместе с тем с горечью говорит о бедственном положении крепостного крестьянства, о его полном бесправии. Россия, замечает он, является таким государством, «где люди составляют собственность людей, где человек одного состояния имеет право быть вместе истцом и судьею над человеком другого состояния.
Не сочувствуя Пугачевскому восстанию, Фонвизин в то же время понимает, что главными виновниками крестьянского возмущения были правительство и дворяне. Поэтому он считает своим долгом напомнить о возможности его повторения. «Мужик, — пишет он, — одним человеческим видом от скота отличающийся» может привести государство «в несколько часов на самый край конечного разрушения и гибели». Выход из бедственного положения, в котором находится общество, Фонвизин видит в добровольном ограничении правительством своего и дворянского произвола и в закреплении этого решения в соответствующих законах. «Просвещенный и добродетельный монарх... — заявляет он, — начинает великое свое служение немедленным ограждением общения безопасности посредством законов непреложных». При жизни Фонвизина его проект не был напечатан, но он получил распространение в рукописном виде и пользовался большой популярностью среда декабристов, а в 1861 г. был опубликован Герценом в одном из его заграничных изданий.

В августе 1777 года Фонвизин отправился в заграничное путешествие. Путь его лежал во Францию - через Польшу, Саксонию, мелкие германские княжества. В Монпелье жена Фонвизина должна была пройти курс лечения. В феврале 1778 года Фонвизин прибыл в Париж и находился там до конца лета. В период пребывания во Франции писатель вел подробный дневник ("журнал"), куда заносил все свои впечатления от знакомства со страной. Хотя "журнал" Фонвизина не сохранился, но часть его записей дошла до нас в текстах писем, которые он регулярно посылал в Россию своей сестре Федосье Ивановне и графу Н. И. Панину. В этих письмах Фонвизин предстает не просто любопытствующим путешественником, а государственно мыслящим человеком, интересующимся вопросами общественно-политического устройства Франции, системой воспитания в этой стране, положением французского дворянства, состоянием экономики. "Если что во Франции нашел я в цветущем состоянии, то, конечно, их фабрики и мануфактуры. Нет в свете нации, которая б имела такой изобретательный ум, как французы в художествах и ремеслах, до вкуса касающихся". В Монпелье Фонвизин берет у адвоката уроки французского законодательства. Размышления его на этот счет поражают своей прозорливостью и по сей день.
Путевые записки Фонвизина были своеобразным ответом на повальное увлечение русского дворянства всем французским, начиная с языка и кончая одеждой. «Я оставил Францию, — признавался он в последнем из своих писем. — Пребывание мое в сем государстве убавило сильно цену его в моем мнении. Я нашел доброе гораздо в меньшей мере, нежели воображал, а худое в такой большой степени, которой и вообразить не мог». Фонвизин посетил Францию за десять лет до Французской революции, когда гнилость феодально абсолютистского мира обозначилась с полной очевидностью. «...Вы чувствуете, — писал В. Г. Белинский, — уже начало Французской революции в этой страшной картине французского общества, так мастерски нарисованной нашим путешественником».
Много места в письмах отведено картинам разорения и нравственной деградации французского дворянства, поскольку именно это сословие Фонвизин привык считать пружиной политической жизни государства. «Дворянство французское... — писал он, — в крайней бедности, и невежество его ни с чем несравненно...». «Сколько кавалеров св. Людовика тем только и живут, что, подлестясь к чужестранцу и заняв у него, сколько простосердечие его взять позволяет, на другой же день скрываются вовсе и с деньгами от своего заимодавца! Сколько промышляют своими супругами, сестрами, дочерьми!» .
С нескрываемым презрением пишет просветитель Фонвизин о французском духовенстве, распущенном и невежественном: «...прелаты публично имеют на содержании девок, и нет позорнее той жизни, которую ведут французские аббаты». «Попы... — пишет он в другом месте, — вселяют, с одной стороны, рабскую привязанность к химерам, выгодным для духовенства, а с другой — сильное отвращение к здравому смыслу».
Глубоко возмущает писателя иерархия деспотизма в абсолютистской Франции. Король, ничем не ограниченный в своей власти, может спокойно попирать законы. Каждый из его министров — деспот в управляемом им департаменте. Один из источников государственных доходов — продажа должностей, вследствие чего на административных постах оказалось множество «подлых людей».
Дворянство, духовенство, судьи беззастенчиво грабят … народ, и без того разоренный многочисленными налогами. Закономерное следствие всех этих злоупотреблений — нищета и рост преступности. В провинции Лангедок и Прованс карета путешественника «была всегда окружена нищими, которые весьма часто, вместо денег... спрашивали, нет ли с нами куска хлеба. «Строгость законов, — по словам Фонвизина, — не останавливает злодеяний, рождающихся во Франции почти всегда от бедности».
Менее зорким оказался Фонвизин по отношению к тем силам, которые вступали в борьбу с феодально-абсолютистским строем. В письмах не нашлось места для характеристики третьего сословия.
Русский писатель, получивший возможность воочию увидеть страну - законодательницу мод и образа мыслей всей просвещенной Европы, пытливо наблюдает культурную жизнь Франции и оставляет нам ее описание. В Париже он посещает заседание Французской Академии; встречается с Мармонтелем, А. Тома, Д'Аламбером; видит несколько раз Вольтера, думает о встрече с Ж.-Ж. Руссо. Фонвизина приглашают также на собрание Общества писателей и художников, где он выступает с сообщением о свойствах русского языка. Восхищение вызывает у него французский театр: "Спектакли здесь такие, каких совершеннее быть не может. ...Кто не видал комедии в Париже, тот не имеет прямого понятия, что есть комедия"; "Нельзя смотря ее не забываться до того, чтоб не почесть ее истинною историею, в тот момент происходящею".
О французских просветителях Фонвизин отозвался резко отрицательно. Их взгляды, особенно атеизм, он расценивает как проявление нравственного нигилизма, охватившего всю Францию. «Д'Аламберты, Дидероты, — пишет Фонвизин, — в своем роде такие же шарлатаны, каких видел я всякий день на бульваре». «Но надлежит только взглянуть на самих господ нынешних философов, чтоб увидеть, каков человек без религии, и потом заключить, как порочно было бы без оной всё человеческое общество!». Сильно преувеличена Фонвизиным степень зависимости просветителей от Екатерины II «Расчет их ясно виден, — пишет он, — они... ласкались... достать подарки от нашего двора». Фонвизин подробно описал триумфальный въезд Вольтера в Париж, почести, оказанные ему в Академии и в театре, но сам остался абсолютно равнодушным к этим торжествам…
Письма о Франции свидетельствуют о высоком мастерстве Фонвизина в области публицистической прозы. Его характеристики отличаются меткостью и остроумием, язык — красочностью и лаконизмом. Многие фразы звучат как отточенные афоризмы: «Всякий порок ищет прикрыться наружностию той добродетели, которая с ним граничит». Или — «Достойные люда, какой бы нации ни были, составляют между собою одну нацию».

Целью нашего исследования было рассмотреть наиболее характерные сатирические сочинения писателя и выявить основные идеи, использующиеся Фонвизиным в его сатирической публицистике, а также проследить, какие приемы, методы Фонвизин применял для создания сатирических образов в своих произведениях. Мы пришли к следующим выводам.
Основные идеи сатирической публицистки Фонвизина:
1. Наблюдения и раздумье над российскими порядками, охраняемыми самодержавно-крепостнической властью во главе с церковью («Послание к слугам моим…»), а также вопросы о смысле мироздания. В «Послании» сочетаются две темы: отрицание гармонического устройства мироздания, на котором настаивали церковники, и, как подтверждение этой мысли, — сатирическое изображение жизни Москвы и Петербурга.
2. Дикое невежество и произвол поместных дворян («Письма к Фалалею»).
3. Крепостническая тема («Письмо Тараса Скотинина к родной его сестре госпоже Простаковой»).
4. Обличение придворных нравов ("Всеобщая придворная грамматика").
5. Обличение системы правосудия крепостнической России ("Письмо, найденное по блаженной кончине надворного советника Взяткина, к покойному его превосходительству ***", и приложенные к письму "Краткий реестр" (перечень дел, сулящих прибыток его превосходительству) и "Ответ" его превосходительства на письмо Взяткина»).
7. Вопросы общественно-политического устройства, системы воспитания, положение дворянства, состояние экономики (письма из Франции, "Слово на выздоровление...").
Приемы, позволяющие Фонвизину добиться сатирического эффекта:
1. В «Послании…» эффект остроумия Фонвизина происходит от сочетания высокой задачи проповедования слова Божия с низменной конкретикой и нарочитой приземленностью языка иерея персонажа этого сочинения.
2. Фонвизин впервые находит и мастерски использует особый конструктивный прием сатирического обличения крепостников. Безнравственность поведения обличаемых в письмах персонажей превращает их, по мысли сатирика, в подобие скотов («Письмо Тараса Скотинина к родной его сестре госпоже Простаковой»).
3. В своих сатирических произведениях автор использует форму пародии на высокие литературные жанры или же на официальные документы. В «Челобитной российской Минерве от российских писателей» пародируется жанр прошения. В «Поучении, говоренном в Духов день иереем Василием в селе П **» — жанр церковной проповеди.
4. Письма о Франции свидетельствуют о высоком мастерстве Фонвизина в области публицистической прозы. Его характеристики отличаются меткостью и остроумием, язык — красочностью и лаконизмом.
Будучи одним из наиболее ярких деятелей просветительского движения в России XVIII века, Фонвизин воплощал в своем творчестве тот подъем национального самосознания, каким была отмечена эта эпоха. В разбуженной петровскими реформами огромной стране выразителями этого обновленного самосознания выступили лучшие представители русского дворянства. Фонвизин воспринимал идеи просветительского гуманизма особенно остро, с болью сердца наблюдал он нравственное опустошение части своего сословия. Сам Фонвизин жил во власти представлений о высоких нравственных обязанностях дворянина. В забвении дворянами своего долга перед обществом видел он причину всех общественных зол: "Мне случилось по своей земле поездить. Я видел, в чем большая часть носящих имя дворянина полагает свое любочестие. Я видел множество таких, которые служат, или, паче, занимают места в службе для того только, что ездят на паре. Я видел множество других, которые пошли тотчас в отставку, как скоро добились права впрягать четверню. Я видел от почтеннейших предков презрительных потомков. Словом, я видел дворян раболепствующих. Я дворянин, и вот что растерзало мое сердце". Так писал Фонвизин в 1783 году в письме к сочинителю "Былей и небылиц", то есть к самой императрице Екатерине II.
Проанализировав сатирические произведения Фонвизина, мы увидели, что как писатель, Фонвизин неласков со своими читателями. Его сатирическое дарование – нисколько не веселое дарование. Уклад жизни в России вызывает у него не только постоянное раздражение, но и подлинный гнев. Ему отвратительны правительственные порядки в России его времени, выражающиеся в рабстве и в дикости страны; ему стыдно за свой народ; он задыхается на родине. Но в то же время он отдал всю свою жизнь писателя и политического деятеля своей родине. Недаром еще Пушкин протестовал против написания его фамилии двумя словами – фон Визин.
Сын своего времени, Фонвизин всем своим обликом и направлением творческих исканий принадлежал к тому кругу передовых русских людей XVIII века, которые составили лагерь просветителей. Все они были писателями, и их творчество было пронизано пафосом утверждения идеалов справедливости и гуманизма. Сатира и публицистика были их оружием. Мужественный протест против несправедливостей самовластья и гневные обвинения крепостническим злоупотреблениям звучали в их произведениях. В этом состояла историческая заслуга русской сатиры XVIII века, одним из наиболее ярких представителей которой был Д. И. Фонвизин.