Наши родственники с Севера, методично каждое лето приезжающие в Казань, дабы погостить у нас. Во времена моего детства эти визиты происходили примерно раз в три-четыре года, мое участие в процессе общения с ними было посильным и необязательным. Шли годы, смеркалось, косые лучи… и т.д. В период моей учебы в университете северные родственники зачастили. Приезжали через год, или три года подряд. Все бы ничего, но в это время болезнь отца усугубилась, а затем к ней добавился инсульт. Квартира превратилась в полевой лазарет, жизнь матери оказалась строго привязанной к дому. Родственники приезжали. В первый «университетский» приезд мы, как принимающая сторона, были вполне благожелательны. Я жаждала увидеть трехлетнюю племянницу, мама сто лет не встречалась с братом. И вообще, мы, как единственные интеллигенты в нашем роду, пользовались у теток-дядьев-братьев-сватов уважением и слыли хлебосольными и добродушными хозяевами. Впрочем, так оно и было.
Приезд состоялся душным июньским вечером. Ждали троих, приехало шестеро.

Поначалу все складывалось благополучно. Племяшка была очень интересной и милой девчонкой, мамин брат после двух рюмок водки утратил дар речи, но очень красноречиво со всеми целовался, двоюродная сестра, мало похожая на меня в детстве, теперь очень походила на мои фотографии. Даже нежданный довесок в виде бывшей жены моего двоюродного брата и ее нынешнего бойфренда оказался весьма кстати и не усугублял ситуацию.
В первые же посиделки мы выяснили, что они приехали на два месяца. Ничего, есть же дача, есть в городе и другие родственники. Как оказалось, и то и другое не могло надолго отвлечь северных жителей от нашей гостеприимной квартиры. Племянница быстро утратила свое обаяние, и оказалось, что ее не воспитывают совсем, а положительного примера в семье нет. Я узнала, что дети могут быть страшными занудами, закатывать многочасовые истерики, быть расчетливыми и хитрыми даже в таком небольшом возрасте. Она была неимоверно избалованной, при этом памятливой и практичной, так что неделя, проведенная в ее обществе, повергла нас с мамой в немое изумление. Мама сказала, что мы такими не были.
Родственники много ели. Они ели дешевую базарную еду, при том что деньги на еду получше были с собой было привезено много денег. Подозрительные сладости с непонятными надписями на упаковке, литры химической газированной воды, которой поили и ребенка, ежедневно жирный масляный торт, десятки упаковок мороженого. Еду получше надо было готовить, мама, стараясь не ударить в грязь лицом, быстренько спустила на продукты пенсию.
Родственники смотрели круглосуточно телевизор, грызли при этом семечки и разгадывали кроссворды. Ходить в городе некуда, все мало-мальски посещаемые и интересные места посетились уже в первые два дня.
Отец молча лежал в своей комнате, родственники слонялись по квартире и не знали куда себя деть. Я радовалась, что работаю, что отпуск нескоро. Мама пыхтела и тянула воз.
Через месяц они съехали, перебрались к другой родне. Лето кончилось.

Следующей весной, в мае, раздался телефонный звонок и бодрый голос двоюродной сестры доложил нам, что они приезжают.
В этот раз их было поменьше, но племянница испортилась окончательно, и порой ее приходилось терпеть с трудом. Отцу стало хуже, мой письменный стол был завален аптечными рецептами, и тут я в первый раз внутренне удивилась, что, несмотря на столь явные признаки его недомогания, они не считали свое присутствие неуместным. Племянница орала и бегала на кухню таскать еду, сестра поила ее газировкой и покупала на базаре страшной расцветки детские футболочки и штанишки. Через две недели мы устали окончательно, еще через две они уехали.
В новый год, поздравляя нас, дядя намекнул, что летом собирается приехать всем семейством. Мама изменилась в лице. Она вела с ним переписку, обычную пенсионерскую переписку, про мало денег и болячки, и из нее было вполне понятно, что к нам нельзя. Отец лежал в больнице.
Я, полагая, что письменные описания нашей невеселой больничной жизни могли и не убедить родню, пригрозила маме, что если она опять пустит их к нам, я не буду с ней разговаривать.
Деревенские родственники моей коллеги, пожилой женщины, приезжали к ней, когда она была молода, имела маленького сына, не имела мужа и жила в коммуналке. Они приезжали гуртом, курили в комнате, а на просьбу не курить, ведь ребенок же, отвечали, удивляясь: «А чо? Чай, мы его курить-то не заставляем».
Деревенские родственники моей подруги приезжали из татарской деревни целым аулом, и первым делом принимались названивать домой, во все горло сообщая в трубку, что Роза здорова, а Радик передает привет. Подруга – девушка терпеливая, и взбесилась всего лишь раз, когда один из дядьев почистил зубы ее зубной щеткой.